...Мнится мне, что сутью всякого господства оказывается мысль господина между ощущением и действием раба.
Раб - тот, кто из чужих соображений не отдёргивает свою руку от открытого огня.
Господин - тот, чьи соображения опаляемый раб при этом думает.
Есть некоторая тонкость: сам факт использования чужих мыслей не определяет человека как раба. Речь идёт именно о такой чужой мысли, которая либо запрещает, либо искажает в интересах господина действие раба, следующее за ощущением раба.
Отсюда страдание раба как движущий фактор, вынуждающий раба что-то делать в отношении своего рабского состояния - это переживание рабом несоответствия между тем, что раб ощущает, и тем, что он думает.
Скажем, рвут человеку ногти в полицейском участке, а в голове у него "полным ходом идёт по стране реформа правоохранительных органов, и она уже приносит первые плоды в видах лучшей защиты прав граждан".
Я бы сказал, что переживание такого несоответствия первой и второй сигнальных - ощущение не то, что малоприятное, а такое, которое человек будет стремиться отринуть и как бы не любой ценой.
Первый выход из такого переживания - это оскотинивание и зверение: "я буду думать то, что вижу", лишь бы не то, что вложили в голову.
Оскотинивание отсюда получается потому, что человек, как правило, не обладает достаточной дисциплиной восприятия и осознания ("врёт как свидетель"), не говоря уж, что времени на эмпирику ему обычно не хватает (святых отшельников я не рассматриваю).
В итоге чужую, но сколько-нибудь упорядоченную мысль между собственными ощущениями и действиями такой раб заменяет мешаниной рефлексов, "простотой", "прагматизмом", "правдой жизни", "сермягой" и "истиной текущего момента".
Господин никуда не девается, просто меняются в сторону упрощения средства воздействия на ум раба, ставшего скотом. "Дворовый человек Васька решил, что бога нет, и укусил кухарку за грудь, мы его с тех пор на цепи держим заместо аблаката".
Второй выход, по сути столь же неприемлемый: "я буду видеть то, что думаю", то есть развитие рабом собственного ума, чтобы господская мысль прокатывала в нём без сучка и задоринки.
Гибкость и мощность развитого ума употребляемы рабом на "покорение реальности" в оруэлловском смысле: как правило, выражающееся в (иногда виртуозных) оправданиях и объяснениях мерзостей, рабом наблюдаемых и/или в отношении раба творимых. "Дети не успели спасти террористов из подожжённого террористами здания".
В случае, если рабский ум достаточно гибок и мощен, страдания раба в самом деле могут уйти на второй план - и оставаться там достаточно долго, чтобы у раба были шансы на долгую и счастливую жизнь.
Проблема в том, что такой умный раб беззащитен перед сменой господской мысли в своей голове, каковая смена для раба становится экзистенциальной катастрофой.
Вчера господин думал рабом о "коммунизме - светлом будущем всего человечества", а сегодня Из Высших Соображений господин взнуздывает рабский ум "рыночной экономикой как покаянием за сталинские репрессии".
"Барин вчерась пришли пьяные, ошиблись флигелем и матерившись побили тростью собрание стеклянных фигурок, какие лакей Федотыч всю жизнь собирал. Утром барин протрезвели и дали Федотычу рупь, а Федотыч на рупь напился и попал под телегу насмерть". Впрочем, можно и не попадать под телегу, а просто начать цикл заново, см. "скоты". "Я прозрел, покаялся и читаю Айн Рэнд - как она этих комуняк, а?".
Если же говорить о том, как раб может освободиться, то можно наметить следующий путь.
Во-первых, это присвоение рабом господской мысли. В буквальном смысле присвоение - объективация её и применение к ней действий, нормируемых правами собственности, то бишь правами владения, пользования и распоряжения.
Во-вторых, распространение навыков, полученных упражнением этих прав, на иные мысли; на мысли иных, чужих господ и/или назначенные для иных рабов.
В результате этих двух действий у освобождающегося раба окажется мусор в голове.
Мусор, происходящий из столкновения нескольких понадгрызенных, понадломленных, сопоставляемых, сталкиваемых между собой, комментируемых "своим умом" в режиме "отстань, я тут думаю" мыслей и идей, которые некогда придумали очень умные люди; а люди ещё умнее доводили эти мысли до оружия массового порабощения.
Отличие этого мусора от той мешанины, которая возникает при оскотинивании, в том, что мусор "бесполезен" здесь и сейчас, не имеет отношения к сиюминутной "правде жизни": мусор отвлечён, это осколки и руины объективированных, абстрактных, умозрительных концепций в голове раба, и эти руины уже во многом потеряли свою полезность для того или иного господина. Раб плохой, задумывается, с сумасшедшинкой.
И вот в-третьих, незаурядное внешнее воздействие, потрясение, которое выходит за пределы быта и вынуждает раба в качестве реакции (не обязательно защитной) обратиться к упомянутому мусору, упорядочивая и реорганизуя его в собственную мысль, собственное посредничество между своими ощущением и действием.
Не надо обольщаться: люди в массе своей вроде меня, так что самостоятельная эта мысль скорее всего окажется глупой, корявой, уродливой, злобной, кровожадной, требующей обработки по контуру напильником и пластической хирургии - но своей.
Раб таким образом заканчивается.
Хотел было написать практические рекомендации, следующие из этих рассуждений, но потом подумал, что такое стало бы неуважением к читателю.
Так что просто благодарю за внимание.
А кроме того, я считаю, что Аракчеев должен быть свободен.