Этот трактат повторяет и развивает положения предыдущего текста. Он в том же статусе: "я так считаю", "спор о словах". Это мой взгляд на некоторые вещи, который позволяет мне объяснять их и пытаться предсказывать их последствия. Если работа позволит (праздники? какие ещё праздники?), то я всё же попробую дать свой вариант ответов на перечисленные в конце этого трактата вопросы.
С кавычками в тексте я обращаюсь весьма вольно, предупреждаю сразу. Это длинная сборка из заметок разных времён, и запарка, которую я бы очень хотел назвать "предновогодней" с ударением на "пред", внимательности не способствует.
1. Общество - это состояние группы людей, которое внешнему наблюдателю видится через силу, связывающую людей в этой группе друг с другом (субстанциональное определение), а внутреннему - через возможность совместных действий для этих людей (функциональное определение).
Общество - понятие количественное, его может быть больше и меньше в группе в целом, его может быть больше и меньше в подгруппе этой группы. Измерение общества - "второй сложный вопрос", к которому я не рискую подступаться, ибо это что-то связанное с субъективным временем и количеством переживаний.
Общество в группе или её подгруппе может быть увеличено и уменьшено на краткий или долгий срок в итоге обдуманных действий, предпринятых именно с этой целью; действий одного человека или многих людей, действий внутри этой группы или подгруппы либо вне их. Эти действия можно описать и соотнести с полученным результатом. Им можно научить. Их можно воспроизвести. Им можно обучать и их можно поощрять или воспрещать без объяснения их следствий. Короче, это технология.
2. Племя - это группа людей, в которой технологий работы с обществом не существует, либо они оказывают минимальное влияние на распределение общества в этой группе. Племя наследует тасовке, то есть вольному обмену членами между очень небольшими группами охотников илипадальщиков собирателей, кочующих на некоторой территории: читай - техническому минимуму человеческого общества на некоторой территории.
Я считаю, что племя имеет наилучшие шансы на появление там, где тасовка получает в своё распоряжение некий сверхобильный ресурс, который стоит того, чтобы собраться и жить вместе единой многочисленной группой время, достаточно долгое для разрастания и закрепления общества в ней. "Сверхобильный" в данном случае - понятие сравнительное, сюда входит и адаптация к некоему новому ресурсу, когда остальные приказали долго жить в результате какого-нибудь природного изменения.
3. Технология работы с обществом появляется в племени как способы ухода человека от общества и противостояния ему, как способы уменьшить количество общества вокруг себя, ослабить силу, связывающую его с окружающими, уменьшить возможность своих совместных действий с ними (см. легенды о богах и героях).
Там, где выгода от такого ухода превышает издержки от него, появляются решения вроде отдельных домохозяйств, семей, продолжительного воспитания детей, сравнительно долгой жизни стариков и инвалидов.
Общество в группе, а за ней и сама группа, переставая быть "племенем", приобретают новое качество: тот набор свойств, который можно назвать "народ", и который с поколениями порождает узнаваемые особенности и в экстерьере, и в поведении.
Тут начинаются радости с выбором слов - где "народ", где "этнос", но про это опять-таки не здесь. Вообще, см. п. 1: "субъективное время" в частности и время вообще - это страшная штука. Горная цепь - это волна. К "народу" можно относить форму носа (принадлежность к группе), а можно ход мысли в некоторой ситуации (принадлежность к обществу в группе). Иди разбирайся, сколько нужно времени, а сколько переживаний, чтобы из хода мысли получилась форма носа, - "парадокс кучи" во весь рост.
И тем не менее: племя заканчивается там и тогда, где и когда в группе, где существует общество, освоен набор технологий управляемого обособления от него, как частного случая работы с обществом - технологий временного и локального уменьшения и разрежения общества.
Эти технологии в общем затратнее племенного общежития, и потому приживаются там, где окупаются благодаря климату, соседям и прочим неприятностям, с которыми позволяют эффективнее работать (см. всё те же легенды о богах и героях).
4. Неизбежным следствием освоения технологий управляемого обособления от общества становится само понимание, что с обществом вообще можно работать.
И там, где что-то можно уменьшить, что-то можно и увеличить. Общество можно собрать вокруг себя, взять его в кулак, увеличить силу, соединяющую окружающих с человеком, увеличить возможность выгодных ему совместных действий с окружающими. И, в сочетании с уже присутствующими умениями по уменьшению общества и уходу от него...
... да, начинается политика - не более, чем мероприятия по управляемому изменению количества общества в группе или подгруппе на короткий или длинный срок, выполненные одним человеком или многими людьми внутри этой группы или подгруппы либо вне их. Другой политики у меня для вас нет. "Борьба за власть" - это уже жанр и подвид.
А с политикой начинается то, что я понимаю под словом "нация".
5. Народ критически удешевляет политику. Я бы сказал, вообще "делает её возможной в группе, где существует общество", но тут можно найти исключения, когда и в племени политикуют (см. уже дважды просмотренные легенды).
Технология нужна для предсказуемого результата, а если Вам, собираясь на дело, надо устаканивать два десятка уникальных множеств противоречивых родоплеменных обычаев, чтобы за кинжалы не хватались из-за неправильной мимики перед едой - то давайте, договаривайтесь, тратьте время и силы.
Со всего-лишь-семейными завихами, которые надо приглаживать у себя в народе перед тем, как идти на дело, оно обходится много дешевле.
Однако само распространение политических технологий в группе есть процесс крайне затратный. Можно его уподобить распространению умения читать и писать - и напомнить читателю, как медленно и с какими выкрутасами это распространение шло. А потом надо напомнить и про то, что из-за политики даже понятие правописания, с правилами прочтения и начертания букв, может быть произвольно изменено ("аби не москаль").
Что уж говорить о самом умении "в политику", когда способность человека к сосредоточению общества вокруг себя может повлечь последствия много значительнее, чем способность того же человека разбирать закорючки на пергаменте или бумаге. Мне не верите, у Емельяна Пугачёва спросите.
6. Далее очевидно. Та часть народа, которая может позволить себе владеть, пользоваться и распоряжаться политическими технологиями, надолго нагибает остальную. И вот эта часть народа изначально и есть нация.
"Класс, владеющий средствами производства" - это облегчающее условие, следствие и иногда форма. За собственником, не умеющим "в политику" и не тратящимся на то, чтобы в неё уметь, придут и заменят. Ещё повезёт, если без крови. Оркестр, урежьте вступление к "Игре престолов".
Народ, как сказано выше - это группа, в которой все или почти все умеют управляемо обособляться, ослаблять и упрощать общество вокруг себя. "Умеют" здесь не значит "хотят" или "имеют возможность" (см. сетования о "простонародной лени").
Нация - это часть группы и часть народа, в которой уже освоены умения не только уходить от людей, но и собирать людей вокруг себя. Нация - это часть народа, которая "умеет в политику", владея законченным набором умений по работе с обществом, по его управляемому перераспределению в группе, его увеличению и уменьшению.
Я не говорю "полным набором умений", ибо время идёт, окружение меняется, ухватки совершенствуются и проч., хотя навязывание представления о существующих политических технологиях, как о чём-то предельно возможном или единственно правильном - вполне себе политический приём.
Государство же в принципе сводится к набору технических средств, упрощающих и удешевляющих применение политических технологий (жизнь нации) в обществе - чтобы эффект от знания немногих сказывался на всех, чтобы нация в самом своём зародыше уже рулила всеми, определяла и реалии общества, и судьбы народа.
7. См. заголовок этого текста. Александр М. Романов троллит современников в 1933 году:
Я не знаю, насколько истинна эта байка, но это формула нации в моём понимании. Император и анархист при встрече миром не разойдутся: "в живых останется только один", проверено опытом. Нация - это не про "гражданский мир" или "вдохновенное единство". Николай Первый не воззрения Бакунина на жизнь одобрял и не его меткой стрельбой восхищался: это "ура" за "наш" и "повёл".
Обратный комплимент? Ну, поищите у Ленина, мягко говоря, предубеждённую работу "О национальной гордости великороссов", конец 1914 года. Он там про тех, кто в современной ему России "умеет в политику", сказал многое: разве что без мата, но по накалу он там подразумевается. Про бездарность вот только ничего не сказал, про то, что собирать и вести не умели или не умеют.
Ленин вообще начал с того, что "царская монархия поставила под ружьё миллионы великороссов и "инородцев", чтобы "решить" целый ряд национальных вопросов сообразно интересам совета объединенного дворянства и Гучковых с Крестовниковыми, Долгоруковыми, Кутлерами, Родичевыми." И вся работа "О национальной гордости великороссов", когда речь идёт о классовых противниках, сводится к "наши могут" на уровне разумеющегося.
Более того, до сих пор вопрос с Первой мировой - "не смогли" или "помешали" - у нас тут понимается как вопрос важный, от него взвиваются, хотя ни последовательному монархисту, ни последовательному социалисту, да и даже последовательному государственнику он никуда не въелся. Бы.
Причина та же: "О национальной гордости великороссов" со всей её экзотикой и помешательством на Марксе - это и в самом деле тоже пример национального сознания, работа по альтернативной версии национального строительства, "мы в политику лучше них умеем, мы в нацию ещё талантливее сможем". Да хотя бы и цитируемый Лениным Чернышевский: "жалкая нация, нация рабов..." может быть здесь переведён мною как "технологии-то тут есть, но вот применяют их мне не по нраву".
8. И вот из вышеизложенного следуют те вопросы, с которыми я подошёл бы к любой политической доктрине с национальной точки зрения. То, что я понимаю под "национальным дискурсом".
Главный, фундаментальный его вопрос таков. Должна ли нация быть распространена на весь народ или достаточно, чтобы она оставалась его частью - и почему? Надо ли вкладываться, чтобы всех учить политике, и чтобы потом пережить последствия неожиданного применения этих знаний или их неожиданного неприменения?
Я бы назвал этот вопрос "национал-социалистским", но, боюсь, копирайт не у тех. В политических доктринах вопрос обычно обсуждается в туманных выражениях где-то возле слова "элита".
Сопутствующие вопросы: как отличить присутствие и влияние нации в обществе от убеждённости в этих присутствии и влиянии? Когда люди "в политику не умеют", но уверены, что да. Попрошу не вставати з місця, поки Вас не викликали. И, напротив: может ли нация присутствовать в обществе де-факто, если люди уверены, что нету вокруг ничего такого? Оба вопроса относятся и к подмене ситуаций "нация размером с народ" и "нация как часть народа" друг дружкой, то бишь это вопросы "элиты" и её отношений с остальным народом.
Ещё сопутствующие вопросы: надо ли учить народ политике "вообще" или только в рамках всеобъясняющего "единственно верного учения" (вероятно, политическая доктрина, к которой я подошёл бы с вопросами, претендует на это звание), или же "рефлексивно", опираясь на существующую конфигурацию удач и угроз - природных, собственных или от других обществ? Если последнее, то кто определяет эту конфигурацию, каким макаром её отслеживает, сколь доходчиво убедительно объясняет и подтверждает остальным?
Неизбежный экономический аспект национального дискурса: где взять на всё это время и деньги, ибо процесс постановки, распространения и поддержания нации (прокачки народа) в обществе - недёшев. Чем он должен отбиться? Кого будем грабить, что будем изобретать, чем будем наслаждаться, сколько новых дырок должно появиться в поясе и как надолго?
Как и обещал, я попробую предложить свои ответы на этот список, но уже в следующем году. Пока же спасибо за внимание - и тех, кто празднует, тех с праздниками. Начиная с 30 декабря.
ПостСкриптум. Ах да, чтобы не было недоговорённостей: я не претендую на политическую грамотность как таковую. Чтобы понимать, что фигурки на бумаге, пергаменте или глине означают что-то осмысленное и упорядоченное, вовсе не обязательно уметь читать.
С кавычками в тексте я обращаюсь весьма вольно, предупреждаю сразу. Это длинная сборка из заметок разных времён, и запарка, которую я бы очень хотел назвать "предновогодней" с ударением на "пред", внимательности не способствует.
1. Общество - это состояние группы людей, которое внешнему наблюдателю видится через силу, связывающую людей в этой группе друг с другом (субстанциональное определение), а внутреннему - через возможность совместных действий для этих людей (функциональное определение).
Общество - понятие количественное, его может быть больше и меньше в группе в целом, его может быть больше и меньше в подгруппе этой группы. Измерение общества - "второй сложный вопрос", к которому я не рискую подступаться, ибо это что-то связанное с субъективным временем и количеством переживаний.
Общество в группе или её подгруппе может быть увеличено и уменьшено на краткий или долгий срок в итоге обдуманных действий, предпринятых именно с этой целью; действий одного человека или многих людей, действий внутри этой группы или подгруппы либо вне их. Эти действия можно описать и соотнести с полученным результатом. Им можно научить. Их можно воспроизвести. Им можно обучать и их можно поощрять или воспрещать без объяснения их следствий. Короче, это технология.
2. Племя - это группа людей, в которой технологий работы с обществом не существует, либо они оказывают минимальное влияние на распределение общества в этой группе. Племя наследует тасовке, то есть вольному обмену членами между очень небольшими группами охотников или
Я считаю, что племя имеет наилучшие шансы на появление там, где тасовка получает в своё распоряжение некий сверхобильный ресурс, который стоит того, чтобы собраться и жить вместе единой многочисленной группой время, достаточно долгое для разрастания и закрепления общества в ней. "Сверхобильный" в данном случае - понятие сравнительное, сюда входит и адаптация к некоему новому ресурсу, когда остальные приказали долго жить в результате какого-нибудь природного изменения.
3. Технология работы с обществом появляется в племени как способы ухода человека от общества и противостояния ему, как способы уменьшить количество общества вокруг себя, ослабить силу, связывающую его с окружающими, уменьшить возможность своих совместных действий с ними (см. легенды о богах и героях).
Там, где выгода от такого ухода превышает издержки от него, появляются решения вроде отдельных домохозяйств, семей, продолжительного воспитания детей, сравнительно долгой жизни стариков и инвалидов.
Общество в группе, а за ней и сама группа, переставая быть "племенем", приобретают новое качество: тот набор свойств, который можно назвать "народ", и который с поколениями порождает узнаваемые особенности и в экстерьере, и в поведении.
Тут начинаются радости с выбором слов - где "народ", где "этнос", но про это опять-таки не здесь. Вообще, см. п. 1: "субъективное время" в частности и время вообще - это страшная штука. Горная цепь - это волна. К "народу" можно относить форму носа (принадлежность к группе), а можно ход мысли в некоторой ситуации (принадлежность к обществу в группе). Иди разбирайся, сколько нужно времени, а сколько переживаний, чтобы из хода мысли получилась форма носа, - "парадокс кучи" во весь рост.
И тем не менее: племя заканчивается там и тогда, где и когда в группе, где существует общество, освоен набор технологий управляемого обособления от него, как частного случая работы с обществом - технологий временного и локального уменьшения и разрежения общества.
Эти технологии в общем затратнее племенного общежития, и потому приживаются там, где окупаются благодаря климату, соседям и прочим неприятностям, с которыми позволяют эффективнее работать (см. всё те же легенды о богах и героях).
4. Неизбежным следствием освоения технологий управляемого обособления от общества становится само понимание, что с обществом вообще можно работать.
И там, где что-то можно уменьшить, что-то можно и увеличить. Общество можно собрать вокруг себя, взять его в кулак, увеличить силу, соединяющую окружающих с человеком, увеличить возможность выгодных ему совместных действий с окружающими. И, в сочетании с уже присутствующими умениями по уменьшению общества и уходу от него...
... да, начинается политика - не более, чем мероприятия по управляемому изменению количества общества в группе или подгруппе на короткий или длинный срок, выполненные одним человеком или многими людьми внутри этой группы или подгруппы либо вне их. Другой политики у меня для вас нет. "Борьба за власть" - это уже жанр и подвид.
А с политикой начинается то, что я понимаю под словом "нация".
5. Народ критически удешевляет политику. Я бы сказал, вообще "делает её возможной в группе, где существует общество", но тут можно найти исключения, когда и в племени политикуют (см. уже дважды просмотренные легенды).
Технология нужна для предсказуемого результата, а если Вам, собираясь на дело, надо устаканивать два десятка уникальных множеств противоречивых родоплеменных обычаев, чтобы за кинжалы не хватались из-за неправильной мимики перед едой - то давайте, договаривайтесь, тратьте время и силы.
Со всего-лишь-семейными завихами, которые надо приглаживать у себя в народе перед тем, как идти на дело, оно обходится много дешевле.
Однако само распространение политических технологий в группе есть процесс крайне затратный. Можно его уподобить распространению умения читать и писать - и напомнить читателю, как медленно и с какими выкрутасами это распространение шло. А потом надо напомнить и про то, что из-за политики даже понятие правописания, с правилами прочтения и начертания букв, может быть произвольно изменено ("аби не москаль").
Что уж говорить о самом умении "в политику", когда способность человека к сосредоточению общества вокруг себя может повлечь последствия много значительнее, чем способность того же человека разбирать закорючки на пергаменте или бумаге. Мне не верите, у Емельяна Пугачёва спросите.
6. Далее очевидно. Та часть народа, которая может позволить себе владеть, пользоваться и распоряжаться политическими технологиями, надолго нагибает остальную. И вот эта часть народа изначально и есть нация.
"Класс, владеющий средствами производства" - это облегчающее условие, следствие и иногда форма. За собственником, не умеющим "в политику" и не тратящимся на то, чтобы в неё уметь, придут и заменят. Ещё повезёт, если без крови. Оркестр, урежьте вступление к "Игре престолов".
Народ, как сказано выше - это группа, в которой все или почти все умеют управляемо обособляться, ослаблять и упрощать общество вокруг себя. "Умеют" здесь не значит "хотят" или "имеют возможность" (см. сетования о "простонародной лени").
Нация - это часть группы и часть народа, в которой уже освоены умения не только уходить от людей, но и собирать людей вокруг себя. Нация - это часть народа, которая "умеет в политику", владея законченным набором умений по работе с обществом, по его управляемому перераспределению в группе, его увеличению и уменьшению.
Я не говорю "полным набором умений", ибо время идёт, окружение меняется, ухватки совершенствуются и проч., хотя навязывание представления о существующих политических технологиях, как о чём-то предельно возможном или единственно правильном - вполне себе политический приём.
Государство же в принципе сводится к набору технических средств, упрощающих и удешевляющих применение политических технологий (жизнь нации) в обществе - чтобы эффект от знания немногих сказывался на всех, чтобы нация в самом своём зародыше уже рулила всеми, определяла и реалии общества, и судьбы народа.
7. См. заголовок этого текста. Александр М. Романов троллит современников в 1933 году:
Прямо на донесении о "возмутительных действиях" бывшего русского офицера артиллерии Бакунина, который в Саксонии повёл толпы немецких революционеров на штурм крепости, император Николай I написал аршинными буквами: "Ура нашим артиллеристам!"
Я не знаю, насколько истинна эта байка, но это формула нации в моём понимании. Император и анархист при встрече миром не разойдутся: "в живых останется только один", проверено опытом. Нация - это не про "гражданский мир" или "вдохновенное единство". Николай Первый не воззрения Бакунина на жизнь одобрял и не его меткой стрельбой восхищался: это "ура" за "наш" и "повёл".
Обратный комплимент? Ну, поищите у Ленина, мягко говоря, предубеждённую работу "О национальной гордости великороссов", конец 1914 года. Он там про тех, кто в современной ему России "умеет в политику", сказал многое: разве что без мата, но по накалу он там подразумевается. Про бездарность вот только ничего не сказал, про то, что собирать и вести не умели или не умеют.
Ленин вообще начал с того, что "царская монархия поставила под ружьё миллионы великороссов и "инородцев", чтобы "решить" целый ряд национальных вопросов сообразно интересам совета объединенного дворянства и Гучковых с Крестовниковыми, Долгоруковыми, Кутлерами, Родичевыми." И вся работа "О национальной гордости великороссов", когда речь идёт о классовых противниках, сводится к "наши могут" на уровне разумеющегося.
Более того, до сих пор вопрос с Первой мировой - "не смогли" или "помешали" - у нас тут понимается как вопрос важный, от него взвиваются, хотя ни последовательному монархисту, ни последовательному социалисту, да и даже последовательному государственнику он никуда не въелся. Бы.
Причина та же: "О национальной гордости великороссов" со всей её экзотикой и помешательством на Марксе - это и в самом деле тоже пример национального сознания, работа по альтернативной версии национального строительства, "мы в политику лучше них умеем, мы в нацию ещё талантливее сможем". Да хотя бы и цитируемый Лениным Чернышевский: "жалкая нация, нация рабов..." может быть здесь переведён мною как "технологии-то тут есть, но вот применяют их мне не по нраву".
8. И вот из вышеизложенного следуют те вопросы, с которыми я подошёл бы к любой политической доктрине с национальной точки зрения. То, что я понимаю под "национальным дискурсом".
Главный, фундаментальный его вопрос таков. Должна ли нация быть распространена на весь народ или достаточно, чтобы она оставалась его частью - и почему? Надо ли вкладываться, чтобы всех учить политике, и чтобы потом пережить последствия неожиданного применения этих знаний или их неожиданного неприменения?
Я бы назвал этот вопрос "национал-социалистским", но, боюсь, копирайт не у тех. В политических доктринах вопрос обычно обсуждается в туманных выражениях где-то возле слова "элита".
Сопутствующие вопросы: как отличить присутствие и влияние нации в обществе от убеждённости в этих присутствии и влиянии? Когда люди "в политику не умеют", но уверены, что да. Попрошу не вставати з місця, поки Вас не викликали. И, напротив: может ли нация присутствовать в обществе де-факто, если люди уверены, что нету вокруг ничего такого? Оба вопроса относятся и к подмене ситуаций "нация размером с народ" и "нация как часть народа" друг дружкой, то бишь это вопросы "элиты" и её отношений с остальным народом.
Ещё сопутствующие вопросы: надо ли учить народ политике "вообще" или только в рамках всеобъясняющего "единственно верного учения" (вероятно, политическая доктрина, к которой я подошёл бы с вопросами, претендует на это звание), или же "рефлексивно", опираясь на существующую конфигурацию удач и угроз - природных, собственных или от других обществ? Если последнее, то кто определяет эту конфигурацию, каким макаром её отслеживает, сколь доходчиво убедительно объясняет и подтверждает остальным?
Неизбежный экономический аспект национального дискурса: где взять на всё это время и деньги, ибо процесс постановки, распространения и поддержания нации (прокачки народа) в обществе - недёшев. Чем он должен отбиться? Кого будем грабить, что будем изобретать, чем будем наслаждаться, сколько новых дырок должно появиться в поясе и как надолго?
Как и обещал, я попробую предложить свои ответы на этот список, но уже в следующем году. Пока же спасибо за внимание - и тех, кто празднует, тех с праздниками. Начиная с 30 декабря.
ПостСкриптум. Ах да, чтобы не было недоговорённостей: я не претендую на политическую грамотность как таковую. Чтобы понимать, что фигурки на бумаге, пергаменте или глине означают что-то осмысленное и упорядоченное, вовсе не обязательно уметь читать.
