Скажусь либералом. И что же выступило стимулом, полюбопытствует дотошный читатель. Ну, кроме желания покривляться и накатывающегося вала ∈ [8, 9] работы. И я отвечу так.
Изволите видеть: нынешний, созревший и отстоявшийся либерализм есть проекция на политическую жизнь даже не «рынка» вообще, но «рынка продавца». Покупателя/потребителя «прав и свобод» не первую сотню лет гнобят совершенно заскорузлые проблемы с количеством и качеством товара. У продавца – если не у тутошнего рвача, так у следующего, за границей – сияюще честное и возвышенное лицо. Надоело.
Ниже я попробую подойти к написанию партийной программы для либеральной партии на «рынке покупателя». Мол, есть человек в обществе, и ему нужно больше свободы. Я, Вы, оне/они.
Это именно подход, то есть вывод списка вопросов, те или иные варианты ответов на которые могли бы украсить соответствующие программы.
Подход основан, страшно вымолвить, на философии, её тут станется с полдюжины строчек, посему бойтесь.
Первое. Время – это изменение наблюдателя, это отражение движения разумом, это переживания человека. Время появляется тогда и там, когда и где Вы сами что-то видите или воображаете, меняясь при этом, то есть переживая. Существует время только между Вашими ушами.
Второе. Свобода человека – это его собственность на его переживания. Его собственное время.
Любая собственность существует только в обществе, значит, и свобода существует только в обществе.
Третье. Я не отвергну привычное описание собственности через три права. Владение, пользование, распоряжение.
Свобода, таким образом, сводится к тому, что человек в обществе владеет «своими» переживаниями, использует их и распоряжается ими. Если этих трёх вещей нет, то и свободы нет, даже выйди Старший брат перекурить и прихвати с собою всю аппаратуру.
Четвёртое. Сначала о владении: это возможность недопущения другого к предмету собственности. Отсюда требование искренности – «Вы не должны скрывать своих чувств» – есть обращение к потенциальному рабу.
Человек свободен тогда, когда он может скрыть свои переживания, не выдав или замаскировав их. Свободный человек имеет право и на вежливую непроницаемую морду ящиком, и на смех, когда ему грустно, и на слёзы, когда ему смешно.
Человек свободен и тогда, когда он не может не выдать свои переживания (морда ящиком, когда очень больно – это проблема), однако может не допустить их изменения кем-то другим. Свободный человек имеет право на совершенный отказ другому человеку в общении, отказ во внимании как таковом.
Пятое. Теперь о пользовании. Пользование – это износ, когда получаешь что-то от предмета собственности за счёт уменьшения его, предмета, количества или качества.
Полагаю очевидным, что в случае переживаний речь идёт о привычке. Много раз одно и то же. Ощущения изнашиваются и выцветают. Мораль, извлекаемая из них, теряет в убедительности, а опыт в применимости, и так далее.
Иными словами, свобода как право пользования переживаниями, как право их износа сводится к праву на привычки и, если шире, к праву на вкусы и предпочтения как на предпосылки к привычкам.
Здесь я вижу стык между свободой как «правом на выбор» и свободой как «осознанной необходимостью». Эта «необходимость» оказывается самостоятельно воспитанным вкусом, не учтённым текущим прейскурантом. Или, если хотите, то же «право на выбор» сводится к выбору в ассортименте некогда осознанных и прокачанных кем-то другим «необходимостей».
В навязчивом противопоставлении «права на выбор» «осознанной необходимости» я вижу противопоставление завершённости новизне, только и всего.
Впрочем, сама эта навязчивость, когда «право на выбор» либо «осознанная необходимость» оказываются превосходными, обязательными и повсеместными, мнится мне чем-то неприличным для рассуждений о свободе. Это ограничение свободы в рассуждении о ней, и здесь аудитория повинна обличить оратора, обвинив его в манипуляции.
Шестое. И, наконец, о свободе как о распоряжении переживаниями.
Такое распоряжение, как бы оно ни выглядело, невозможно, во-первых, без того, чтобы человек мог от переживания отрешиться, – то есть без права забыть или, по меньшей мере, не опираться на это своё переживание в общественной жизни – а во-вторых, без того, чтобы он мог распространить это своё переживание на кого-то ещё.
Седьмое. И вот отсюда следуют пункты технического задания на либеральную политическую программу, то есть на программу такой партии, целью которой стало бы увеличение свободы людей в обществе, где эта партия подвизается.
Итого, какими общественными и научно-техническими устроениями можно обеспечить…
…право члена общества на лицемерие, на скрытие своих настоящих чувств и изображение ложных?
…право члена общества на остракизм в отношении другого члена общества, право на возможно более полное исключение другого члена общества из собственных переживаний и из памяти о них?
…право члена общества на приобретение навыков и умений, обеспечивающих такие лицемерие и остракизм?
…поощрение либо запрет привычек члена общества, от которых нельзя отказаться?
…безразличие общества к привычкам члена общества, от которых можно отказаться?
…различение этих привычек применительно к конкретным обстоятельствам?
…право члена общества на обнуление собственной репутации, в том числе в его собственных глазах, то есть через постановку ему ложных воспоминаний, касающихся его частной жизни?
…право члена общества на изложение, сохранение и распространение полученных им впечатлений и опыта?
...право члена общества на приобретение навыков и умений, обеспечивающих такие изложение, сохранение и распространение полученных им впечатлений и опыта?
Последнее. И вот отсюда уже можно предлагать какие-то решения, которые и организовывать в партийные программы либеральных партий.
Понятно, что перед тем, как предлагать, стоит подумать, а что именно запрошено.
Пример: «привычки члена общества, от которых нельзя отказаться» – еда, тепло, народные обычаи, наркотики и прочее – требуют весьма разноплановых подходов; это разные задачи.
Другой пример: «обнуление собственной репутации» означает вовсе не то, что какому-нибудь поганцу, громогласно ставшему на путь исправления, сразу должны доверить дела важные и ключевые, а то, что ему не должны поминать вслух, почему ему пока не доверяют важных и ключевых дел. Это, если что, и есть настоящая толерантность, а не тот эрзац, который нам сегодня втюхивают за несусветную цену в общественной жизни.
И так далее. Та же всеобщая грамотность тут оказывается «правом на изложение».
Упражняя провозглашённое выше право на лицемерие, я мог бы сказать, будто и сам восторженно проголосовал за какую-нибудь программу, составленную сугубо из ответов на заданные выше вопросы. Однако не скажу, ибо лицемерие – это право, а не обязанность.
Не буду я за такое голосовать потому, что воплощение его в жизнь создаст чересчур много свободы в обществе. Как и задумано.
А она, принимающая у входа, радостно или как там ещё, для меня есть ценность отнюдь не единственная, не самая важная и в переборе вполне себе вредная.
С другой стороны, некоторые ответы на заданное, некоторые напрашивающиеся решения («хороший вопрос – половина ответа») мне стали бы вполне симпатичны, случись они в других программах и обещаниях, в том числе и в тех, которые можно вывести из моих недавних рассуждений.
Так и отвечу дотошному читателю. Потому и записался к либералам. Как Чарнота записался бы к большевикам.
А я вот сейчас предложил и мгновенно выпишусь обратно. Ибо «рынок продавца» мне неприятен. Дело вкуса, не настаиваю.
Спасибо за внимание.
Изволите видеть: нынешний, созревший и отстоявшийся либерализм есть проекция на политическую жизнь даже не «рынка» вообще, но «рынка продавца». Покупателя/потребителя «прав и свобод» не первую сотню лет гнобят совершенно заскорузлые проблемы с количеством и качеством товара. У продавца – если не у тутошнего рвача, так у следующего, за границей – сияюще честное и возвышенное лицо. Надоело.
Ниже я попробую подойти к написанию партийной программы для либеральной партии на «рынке покупателя». Мол, есть человек в обществе, и ему нужно больше свободы. Я, Вы, оне/они.
Это именно подход, то есть вывод списка вопросов, те или иные варианты ответов на которые могли бы украсить соответствующие программы.
Подход основан, страшно вымолвить, на философии, её тут станется с полдюжины строчек, посему бойтесь.
Первое. Время – это изменение наблюдателя, это отражение движения разумом, это переживания человека. Время появляется тогда и там, когда и где Вы сами что-то видите или воображаете, меняясь при этом, то есть переживая. Существует время только между Вашими ушами.
Второе. Свобода человека – это его собственность на его переживания. Его собственное время.
Любая собственность существует только в обществе, значит, и свобода существует только в обществе.
Третье. Я не отвергну привычное описание собственности через три права. Владение, пользование, распоряжение.
Свобода, таким образом, сводится к тому, что человек в обществе владеет «своими» переживаниями, использует их и распоряжается ими. Если этих трёх вещей нет, то и свободы нет, даже выйди Старший брат перекурить и прихвати с собою всю аппаратуру.
Четвёртое. Сначала о владении: это возможность недопущения другого к предмету собственности. Отсюда требование искренности – «Вы не должны скрывать своих чувств» – есть обращение к потенциальному рабу.
Человек свободен тогда, когда он может скрыть свои переживания, не выдав или замаскировав их. Свободный человек имеет право и на вежливую непроницаемую морду ящиком, и на смех, когда ему грустно, и на слёзы, когда ему смешно.
Человек свободен и тогда, когда он не может не выдать свои переживания (морда ящиком, когда очень больно – это проблема), однако может не допустить их изменения кем-то другим. Свободный человек имеет право на совершенный отказ другому человеку в общении, отказ во внимании как таковом.
Пятое. Теперь о пользовании. Пользование – это износ, когда получаешь что-то от предмета собственности за счёт уменьшения его, предмета, количества или качества.
Полагаю очевидным, что в случае переживаний речь идёт о привычке. Много раз одно и то же. Ощущения изнашиваются и выцветают. Мораль, извлекаемая из них, теряет в убедительности, а опыт в применимости, и так далее.
Иными словами, свобода как право пользования переживаниями, как право их износа сводится к праву на привычки и, если шире, к праву на вкусы и предпочтения как на предпосылки к привычкам.
Здесь я вижу стык между свободой как «правом на выбор» и свободой как «осознанной необходимостью». Эта «необходимость» оказывается самостоятельно воспитанным вкусом, не учтённым текущим прейскурантом. Или, если хотите, то же «право на выбор» сводится к выбору в ассортименте некогда осознанных и прокачанных кем-то другим «необходимостей».
В навязчивом противопоставлении «права на выбор» «осознанной необходимости» я вижу противопоставление завершённости новизне, только и всего.
Впрочем, сама эта навязчивость, когда «право на выбор» либо «осознанная необходимость» оказываются превосходными, обязательными и повсеместными, мнится мне чем-то неприличным для рассуждений о свободе. Это ограничение свободы в рассуждении о ней, и здесь аудитория повинна обличить оратора, обвинив его в манипуляции.
Шестое. И, наконец, о свободе как о распоряжении переживаниями.
Такое распоряжение, как бы оно ни выглядело, невозможно, во-первых, без того, чтобы человек мог от переживания отрешиться, – то есть без права забыть или, по меньшей мере, не опираться на это своё переживание в общественной жизни – а во-вторых, без того, чтобы он мог распространить это своё переживание на кого-то ещё.
Седьмое. И вот отсюда следуют пункты технического задания на либеральную политическую программу, то есть на программу такой партии, целью которой стало бы увеличение свободы людей в обществе, где эта партия подвизается.
Итого, какими общественными и научно-техническими устроениями можно обеспечить…
…право члена общества на лицемерие, на скрытие своих настоящих чувств и изображение ложных?
…право члена общества на остракизм в отношении другого члена общества, право на возможно более полное исключение другого члена общества из собственных переживаний и из памяти о них?
…право члена общества на приобретение навыков и умений, обеспечивающих такие лицемерие и остракизм?
…поощрение либо запрет привычек члена общества, от которых нельзя отказаться?
…безразличие общества к привычкам члена общества, от которых можно отказаться?
…различение этих привычек применительно к конкретным обстоятельствам?
…право члена общества на обнуление собственной репутации, в том числе в его собственных глазах, то есть через постановку ему ложных воспоминаний, касающихся его частной жизни?
…право члена общества на изложение, сохранение и распространение полученных им впечатлений и опыта?
...право члена общества на приобретение навыков и умений, обеспечивающих такие изложение, сохранение и распространение полученных им впечатлений и опыта?
Последнее. И вот отсюда уже можно предлагать какие-то решения, которые и организовывать в партийные программы либеральных партий.
Понятно, что перед тем, как предлагать, стоит подумать, а что именно запрошено.
Пример: «привычки члена общества, от которых нельзя отказаться» – еда, тепло, народные обычаи, наркотики и прочее – требуют весьма разноплановых подходов; это разные задачи.
Другой пример: «обнуление собственной репутации» означает вовсе не то, что какому-нибудь поганцу, громогласно ставшему на путь исправления, сразу должны доверить дела важные и ключевые, а то, что ему не должны поминать вслух, почему ему пока не доверяют важных и ключевых дел. Это, если что, и есть настоящая толерантность, а не тот эрзац, который нам сегодня втюхивают за несусветную цену в общественной жизни.
И так далее. Та же всеобщая грамотность тут оказывается «правом на изложение».
Упражняя провозглашённое выше право на лицемерие, я мог бы сказать, будто и сам восторженно проголосовал за какую-нибудь программу, составленную сугубо из ответов на заданные выше вопросы. Однако не скажу, ибо лицемерие – это право, а не обязанность.
Не буду я за такое голосовать потому, что воплощение его в жизнь создаст чересчур много свободы в обществе. Как и задумано.
А она, принимающая у входа, радостно или как там ещё, для меня есть ценность отнюдь не единственная, не самая важная и в переборе вполне себе вредная.
С другой стороны, некоторые ответы на заданное, некоторые напрашивающиеся решения («хороший вопрос – половина ответа») мне стали бы вполне симпатичны, случись они в других программах и обещаниях, в том числе и в тех, которые можно вывести из моих недавних рассуждений.
Так и отвечу дотошному читателю. Потому и записался к либералам. Как Чарнота записался бы к большевикам.
А я вот сейчас предложил и мгновенно выпишусь обратно. Ибо «рынок продавца» мне неприятен. Дело вкуса, не настаиваю.
Спасибо за внимание.
