1. Австралийское кино, как правило, есть текст: со знаками препинания, заглавными буквами и красными строками. Да, утрамбованному Голливудом такое изделие может показаться громоздким, несуразным и экзотичным, однако я воспринимаю все эти непредсказуемые смены темпа как уважение к зрителю на фоне голливудской равномерной промывки мозгов теплохладной водицей со вкусовыми добавками.
Короче, я смотрю австралийщину с удовольствием.
2. В фильме очевидный перерасход топлива на вещи обходимые и ненужные, "на жесты", вразрез идёт с легендой о том, что старый мир якобы рухнул из-за топливного дефицита, ставшим причиной войны, за которой уже последовали беспорядки.
Топлива de facto хватает, цивилизацию как способность человеческой популяции на сложную и разнообразную групповую деятельность настигло что-то другое. Майдан, наверное. Чтобы не позориться, войну "где-то там" додумали уже потом, через ведомое толкование зарубежных новостей.
3. Качество фильма проистекает из его системности. Двухметровый Брюс Спенс выживает, водя мини-коптер. Для саженного умника воздух нерационален, однако умник старается вопреки, считая всё это нужным на будущее, ибо ум. Поэтому подпрыгивает на горячей земле, ибо не может позволить себе тяжёлых ботинок (может, ещё и потому, что не москаль). Находясь за спиной Гибсона, добывает из-под одежды подзорную трубу, на месте которой мог быть нож, и тут же получает вместо неё бинокль из личного имущества Гибсона.
В сочетании с предыдущим эпизодом про ловушку на топливном баке: это два цивилизованных человека договариваются, технари. Унизить и убить можно, не вопрос, но только за что-то и по правилам. Одновременно в поле зрения окаянствуют мародёры, доставляя контраст зрителю.
Это, повторю, качество; весь фильм раскладывается буквально по жестам, лишнего нет. Не проверял, ставили ли там такую хореографию. Если актёры "всё сами", то тогда это как раз цивилизация спокойных времён 1981. "Завидовать будем".
4. Близкое к идеальному сопоставление хаоса и порядка: дикий пацанёнок, воплощение бескрайних просторов вокруг, состоявшийся сам по себе, получает музыкальную шкатулку: миниатюрный, заранее задуманный, точно рассчитанный и собранный из множества деталей предмет прошлой цивилизации. Великолепно.
5. Гумунгусова шайка вполне узнаваема: персонажи живут только для того, чтобы жить. Они развлекаются и украшают себя потому, что единственной альтернативой всему этому - скука и потеря интереса к жизни.
Лечится такая тяга к жестокости как раз постановкой в сложные условия выживания, когда "мучить некогда, работать надо".
Это ещё одно доказательство, что с припасами в мире фильма скорее порядок, а ребятки бесятся с жиру. Якобы безвредный извод того же самого мы нынче имеем счастье наблюдать в соцсетях как разновсякое фричество.
6. Из реплик следует, что группа нефтяников изначально есть не более, чем уговор, долевое предприятие. Оно становится чем-то большим именно за время фильма и благодаря событиям фильма.
То бишь главная история фильма, обеспечивающая его системность, вовсе не о том, как крутой мужик добыл лута, а о том, как в истории случился народ.
Из заключительного изложения про "Великое Северное племя" через... ну, скажем, полвека... следует то, что ребятки на новом месте не столько размножались (не успели бы до "великого"), сколько собирали окрестный люд. А тот к ним шёл.
7. У нефтяников изначально присутствует разделение труда не только в главном деле (добыча и очистка). Это видно, например, в единообразии одёжи; личный состав обшивают.
Такое разделение диктует заведомо большую сложность в социальной структуре, нежели у тех же мародёров. Отсюда доступна способность принимать и воплощать в жизнь сложные решения по проведению столкновений, при прочих равных несравнимые с озарениями вождя мародёров, каким бы "настоящим буйным" тот ни был.
У нефтяников же этой способности сперва не было, отчего и неприятности. Итого, их слабость перед мародёрами обусловлена именно тем, что сперва они были предприятием, а не чем-то большим.
8. Кем стался Макс, бешеный он или ещё какой, во всей этой истории? В открытую проговорено: примером осмысленной и успешной стойкости, сканером границ возможного. Без него у нефтяников, принудительно и явочным порядком становившихся из артели народом, очень плохо себе представляли, что так вообще можно. Взятый в плен нефтяник мог орать "не верьте им", но получил в лоб и умолк.
Макс выполнил уговор, взял свою горючку и поехал дальше, так и не став для собравшихся своим. Однако точку отсчёта для принятия и воплощения в жизнь тех самых сложных решений он после себя оставил, а это для всякого народа безусловный и нужный бонус.
Наброшу: если когда-нибудь решат поставить памятник Сталину на видном месте именно за то, что тот не покинул Москвы в 1941, то с националистом, который взревёт "против", что-то сильно не то. Это, должно быть, не националист, а Венедиктов в чадре: "священное право демократически избранного начальства - убегать и плакать в отдалении".
9. И о хорошем. Вирджиния Хей в молодости (ей в 1981 вроде 29) - очень красивая женщина. Жаль было, когда её убивали. Без шуток, я это чувство помню издавна.
Спасибо за внимание.
ПостСкриптум. Это 1981, когда люди, окучиваемые централизованными медиа, не понимали, что за свои слова надо отвечать. Что назвать сколько-нибудь сохранённую цивилизацию "племенем", пускай "великим" - простительно разве что в кино. В 2008 сэр Терри уточнил вопрос в своей бессмертной "Нации".
ПостСубСкриптум. Да, и чтобы окончательно испортить настроение читателю - к австралийскому кино я ещё вернусь, ибо трёхчасовая "Алиса" образца 2009 года меня проняла.